Хранитель

Усако, ты помнишь?

Враг был силен, ужасен и практически непобедим. Как всегда.

Вы создали круг, и вся энергия шла через тебя. Как всегда.

И ты должна была умереть. Тоже – как всегда.

Я поделать ничего уже не мог. Кто я? Фигляр с жалкими розочками, вечный актер второго плана, маска-во-фраке, бесполезная тень. Твоя жалкая тень, твой неудачливый рыцарь. Я мог лишь ждать – неизбежного. И надеяться.

Умереть должна была ты. А умерли они.

Черт его знает, почему вышло именно так. Их ли была эта жертва, или случайность, или еще что… Но они погибли, а ты осталась жива.

Как ты плакала, Бог ты мой! Днями напролет, навзрыд, отчаянно, горько… Ты звала их во сне, ты умоляла их вернуться, ты таяла с каждым днем…

Беда в том, что ты, любовь моя,  всегда получаешь то, чего хочешь. И они вернулись.

Теперь ты не плачешь. Вот только и не смеешься тоже.

Чего они хотят? Отомстить нам за то, что мы живы, а они – нет? Если так, что они добились своего в полной мере. Мы живем в аду.

Я давно уже не сплю ночами… Ночь – их время, ночью они особенно сильны, а ты особенно беззащитна. Ночью лунный свет – мой единственный союзник.

Ночью нельзя спать, ночью нужно вглядываться в бескровное любимое лицо, прислушиваться к чуть слышному дыханию, хранить твой сон. Ночью нужно следить особенно пристально, ловить тот миг, когда ты начинаешь ускользать – и сжимать в объятьях, пробуждать поцелуями, держать крепко-крепко, не отпускать…

Наверное – это и есть любовь?

Завариваю чай – свежий, ароматный, как ты любишь. Как ты любила. Ставлю на стол поднос с пирожками. Вкладываю чашку в твои исхудавшие руки, ты пьешь – механически, не ощущая вкуса... А я в сотый раз чувствую себя ребенком, играющим с куклой.

Да уж, я отлично понимаю Харуку. Они с Мичиру как-то пришли ко мне – к  нам, говорили что-то, пытаясь не смотреть на тебя, тебя, такую же, как сейчас, бессмысленно сидящую на диване, предлагали помощь… а потом Харука сдавленно выругалась и вылетела из дома – только дверь хлопнула, Мичиру наспех извинилась – и за ней… Да, я понимаю. Невозможно выносить все это.

Усако, моя Усако, маленькая моя… Не была ты – ни самой красивой, ни самой умной, ни самой сильной. Была – самой любимой, самой нежной. А теперь тебя– нет. Осталось только тело, бездумно повторяющее заученные движения – и глаза. Безжизненные голубые глаза на осунувшемся лице. Где, в каких фантастических сферах сейчас твоя душа? Что ты видишь, с кем говоришь? Кого, что я пытаюсь удержать в этом мире?

Вселенная сжалась, малыш,  сжалась до размеров нашего дома. Во Вселенной сейчас живы только мы с тобой. Когда-то я мечтал об этом – помнишь? Я люблю тебя, знаешь ли. Куда как легче было заслонить тебя от смертельного удара, нежели любить тебя сейчас. Любить такую тебя. А мне все равно.

Я продолжаю говорить с тобой – нести утешительную чушь, бормотать ласковые глупости, рассказывать, как хорошо будет на море, куда мы обязательно поедем летом, читать тебе стихи… Пусть ты вряд ли меня слышишь. Лишь бы говорить. Лишь бы разбивать тягостное, неживое молчание этого дома, ставшего чужим, дома, который уже не наш. Дома, уже принадлежащего им. Мне кажется, что это необходимо – сплетать паутину из слов, поцелуев и аромата роз, мне кажется, что я еще в силах спасти тебя. Но я не умею играть словами, прости меня, милая, я не умею вернуть твою душу из-за этой, последней черты.

А ты все так же пьешь чай. И смотришь мимо меня – безумными, пустыми, нечеловеческими уже глазами.

Я вырываюсь на балкон, не в силах больше выносить твоего отрешенного взгляда, вылетаю прямо в грозу, под безжалостный секущий дождь, кричу изо всех сил:

-               Оставьте ее в покое! Она же любила вас! Любила!

-               Любила…. любила… любила…

Отголоски слов, издевательский смех, мерцающие силуэты – где-то, на излете зрения, на границе слуха, почти тень, почти ничто.

-               Вы умерли! Вы уже мертвы!

-               Мертвы… мертвы… мертвы…

Бесполезно. Что им мои слова теперь? Что стало с ними там, за гранью? Как смогли они вернуться – на твое желание, на твои мольбы? И зачем, Боже мой,  зачем они пьют теперь твою жизнь, крадут твою душу, зачем они убивают тебя?

Убивают.

Они все сильней – с каждым днем, с каждым часом, с каждым потерянным мгновением, с каждой моей ошибкой. Быть может, однажды они добьются своего, заберут твое дыхание, остановят твое сердце – и обретут полную силу. Быть может, именно этого они и хотят.

Но ты в безопасности, девочка моя – пока я с тобой. Ты в безопасности, любимая, и клянусь тебе – однажды я доберусь до них, и ни дружба прежняя, ни те слезы твои меня не остановят. И тогда ты снова будешь смеяться.

…Тень румянца на твоем мертвенно – восково – бледном лице. Я знаю, что это значит.

Пусть беснуются ведьмы. Я только что выиграл для тебя еще один день.

А теперь – спи.

Конец